29 марта 1918 г. (11 апреля 1918 г.),  в  Тифлисской газете эсеров «Знамя труда» была опубликована телеграмма, отправленная из Баку через 9 дней после кровавых мартовских событий, следующего содержания: 

«В Баку наступило успокоение. В интересах благосостояния края, я, лично, считаю своим долгом заявить всенародно, что Бакинские события не носили характера армяно-татарских столкновений. За все время боев татары не трогали живущих в татарских кварталах армян. Армянские же части спасли и дали приют более 14000 мусульманам, которых вернули через посредство персидского консула. Поднимаю свой голос за немедленное прекращение повсеместно всяких расправ и враждебных действий. Полагая, что это соответствует общим интересам, очень прошу вас всячески содействовать поддержанию мира и спокойствия среди населения. Пусть все обратятся к своим мирным занятиям». Под телеграммой стояло имя – Гаджи Зейнал Абдин Тагиев, дата – 27 марта 1918 г.

Предваряя вопросы, отметим сразу, что оригинала этого документа не существует. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) в Москве  хранится только его текст (со ссылкой на газету), который и был включен в сборник документов «Погромы армян в Бакинской и Елизаветпольской губерниях в 1918-1920 гг.», изданный в Ереване в 2003 г.

Однако начиная с октября 1918 г. эта  телеграмма стала одним из двух главнейших аргументов  видных армянских  деятелей  –  от политиков до духовенства, отрицающих участие армянских организаций и армянского  населения в целом  в мартовских событиях 1918 г. в Баку.  Первый раз о ней было упомянуто в «Меморандуме  армянских общественных организаций Тифлиса Германской миссии на Кавказе»  (октябрь 1918 г.), в качестве своего рода опровержения слов д-ра Цукмайера, начальника Информационного бюро Германской Имперской делегации, заявившего, что  «в момент вступления в город турок, татары в виде реванша, вырезали многих армян». Речь здесь шла о сентябрьских событиях 1918 г. в Баку, когда в первые дни после  освобождения Баку объединенными турецко-азербайджанскими вооруженными силами, в условиях полной свободы действий, часть местного мусульманского населения, пережившее мартовские трагедии, ущемленное и оскорбленное в течение всех последующих месяцев, вместе с находившимся в городе небольшим числом турецких солдат напали на армянские кварталы города для утоления своей жажды мести и гнева. В городе вновь было пролита кровь, на этот раз армянская. Впрочем, авторы Меморандума сами признавали, что «ярость турок и Адербейджана направлена исключительно  против армян…, кровавая вакханалия почти не коснулась других национальностей, населяющих Баку, ни грузин, ни русских, ни иных…». Причиной же этой «ярости» против армян в «Мемарандуме», «вопреки мнению д-ра Цукмейера, указывалось вынужденное участие армянских солдат в составе большевистских войск, «подавивших восстание мусульман». При этом оказывалось, что опять «были виноваты сами же «адербейжанцы», закрывшие Закавказскую железную дорогу вообще, «а для армян, в частности», что  не позволило  армянским солдатам  возвращаться «домой» и способствовало «сосредоточению большого количество армянского населения в Баку». И вот здесь, в качестве «неоправергаемого документа», «доказывающего, что  армянское население, воинские части и интеллигенция должны были рассчитывать со стороны татар (азербайджанцев – авт.) скорее на благодарность, чем на что-либо другое», приводилась телеграмма «весьма популярного среди мусульманства миллионера и общественного деятеля Гаджи Зейнал Абдина Тагиева, данная на имя  всех национальных Советов Закавказья и Закавказского правительства».  К вопросу о том, за что «армянское население, воинские части и интеллигенция» заслуживали «благодарность» азербайджанцев, мы еще вернемся.

Таким образом, из  «Меморандума» выяснялось  кому была адресована   «телеграмма» от имени Тагиева,  в корне «опровергающая» всякие разговоры о «реванше».  К слову,  кровавые события в марте-начале апреля в Баку, когда в течение 3-х дней  было убито 12 тысяч мирных жителей-азербайджанцев, в том числе женщин, детей и стариков, были разрушены и сожжены разные гражданские, промышленные,  социальные, торговые и др. здания и объекты, принадлежащие мусульманам, в «Меморандуме» обозначались как «вооруженное столкновение между советскими  воинскими  властями и  мусульманским населением города…так называемые мартовские события».

Вместе с тем,  «так называемые мартовские события» были противовесом в деле огромной пропагандистской кампании, начатой армянскими общественными организациями в связи с «сентябрьскими событиями», а тем более в свете начавшихся арестов среди  армянского населения, подозреваемого в участии в азербайджанских погромах в гор. Баку, Шемахе, и в уездах республики. Как известно, еще в июле 1918 г. Азербайджанским Правительством была организована Чрезвычайная Следственная Комиссия (ЧСК), для расследования фактов насилия,  погромов и мародерства, произведенных в отношении мусульманского населения и их имущества в пределах  всего Закавказья с начала первой мировой войны. По мере освобождения городов и сел республики, следственные группы ЧСК приступали к расследованию событий, происходящих в том или ином уезде. Всерьез обеспокоенные действиями Азербайджанских властей, армянские деятели предпринимали всевозможные шаги, чтобы  с одной стороны доказать «неправомерность и противозаконность» этих действий, а с другой,  привлечь внимание  мировой общественности к «бедам армянского населения Азербайджана», оказавшего заложником в результате политических событий происходящих на Кавказе,  а точнее, «преступной власти турецко-азербайджанского правительства». Особую активность в этом деле проявлял  армянский епархиальный  начальник, епископ Баграт Вардазарянц, как именовался при АДР бывший предводитель  Шемахинской Армянской епархии.

Печально известный по Шемахинским событиям архиепископ Баграт, которого многие шемахинцы называли «идейным руководителем» азербайджанских погромов в Шемахе и подозревали в преднамеренном заблуждении и успокоении азербайджанских деятелей уезда с «заключением мира между азербайджанским и армянским населением» перед  штурмом  города,  исчез из Шемахи накануне ее разгрома. Однако, вскоре появившись в Баку и став главой Бакинской Армянской епархии,  он развил здесь  бурную  деятельностью в деле отстаивания «интересов своей паствы». За  октябрь-декабрь 1918 г. Баграт более десяти раз письменно обращался в разные инстанции и к высокопоставленным лицам, представляющим власть в Баку. В обращениях  на имя Председателя Совета Министров Азербайджанской Республики, Командующего Кавказкой Исламской Турецкой армией генералу Нуру Паше, Министра внутренних дел Азербайджанского Правительства, епископ Баграт пытался привлечь их  внимание на аресты среди армянского населения, которые находил незаконными, на   отдельные факты и случаи нарушения прав армянского населения, на тяжелое положение  армянских солдат-пленных и т.д.

Итак, здесь следует вернуться  к вопросу, за что же должно было  «заслуживать» армянское население, воинские части и интеллигенция гор. Баку «благодарность» азербайджанцев в мартовские дни 1918 г., которую, как проясняется из «Меморандума» Баграта  они  «не получили». В корне отрицая участие армянского населения в мартовских трагедиях в Баку, Баграт, как и многие армянские деятели, сокрушался «неблагодарностью азербайджанцев», поскольку в эти дни  армяне, оказывается, не то что никого не убивали и не грабили, а напротив, даже  спасли 20.000  мусульман !?

При внимательном изучении армянских документов, выясняется, что под 14 000 или 20 000  «спасенных» мусульман, имеются в виду мирные жители-азербайджанцы, которые  в дни мартовских погромов в Баку  были насильно выдворены из своих домов и загнаны в разные здания города, располагающие  большим помещением. Театры, кинотеатры, школы, полицейские участки, дома отдельных богатых армян, здание Городского Дома, помещения вокзала, городского обоза и даже бани служили местом, куда приводили тысячи обездоленных,ограбленных азербайджанцев, в основном женщин, детей, стариков, только что переживших ужасы зверских убийств своих близких. Содержавшиеся взаперти в этих зданиях несколько суток, нередко без пищи и воды,  эти люди назывались и  считались в эти дни пленными. Это чуть позже, армянские деятели, принимавшие участие в массовых пленениях мусульман, попытаются объяснить данное обстоятельство  якобы необходимыми мерами соблюдения безопасности мирных мусульманских граждан, и отсюда появиться «легенда» о  «спасенных 14 000 или 20 000 мусульман».

Однако многочисленные показания самих «спасенных» свидетельствовали именно о насильственных пленениях мусульман, сопровождавшихся оскорблениями, издевательствами, угрозами, и нередко убийствами, совершенными вооруженными армянскими бандами. В этих свидетельствах говорилось о том, как армяне снимали чадру с женщин-мусульманок, привязывали их друг к другу косами и с непокрытыми головами, босыми, уводили в плен, по дороге били их прикладами,  как женщины, «потрясенные гибелью своих близких» скончались в плену от разрыва сердца, сходили с ума, как у них на руках умирали их малолетние дети, как армянские интеллигенты приводили своих жен, чтобы посмотреть на «позор» азербайджанцев и т.д.

За этими хорошо организованными действиями армян, являвшимися частью заранее запланированного акта насилия над мусульманским населением Баку, отчетливо проглядывался и не очень то скрываемый замысел, точно характеризующий нутро и суть армянских борцов «за правое дело».  Опустошенные дома и целые кварталы свободные от жильцов, создавали простор армянским бандам для мародерства, грабежей и захвата имущества мусульман, разгрома и уничтожения всего того, чего невозможно было унести в течение трех-четырех дней в многочисленных автомобилях, повозках, арбах.

Как уже отмечалось, впоследствии легенда якобы о «спасении мусульман»  из «человеколюбивых побуждений» будет  размножаться  армянами  в разных  вариациях.   Один из идеологов армянского терроризма  Акоп Тер-Акопян, известный  под псевдонимом Шаган Натали, даже не скрывал своего сожаления о том, что  не  «зарезали»  тогда всех Бакинских турок: «Мы заявляем и убеждены в том, что - могли и могли своими силами. Потому что знаем: могли сделать это в Баку, где были хозяевами и где мы собрали десятки тысяч турок в казармах и - о преступное джентльменство! - приставили к дверям караульных, чтобы уберечь от справедливого армянского возмездия. И уберегли, сохранили им жизни, а они в благодарность окрасили улицы Баку кровью 25 000 армян».

Ярый дашнак, руководитель и организатор операции «Немезис» по уничтожению видных турецких и азербайджанских  деятелей Акоп Тер-Акопян,  на чьей совести было тысячи убийств невинных мусульман, в том числе  Азербайджанских государственных деятелей Фатали Хана Хойского, Гасан бека Агаева, Бейбуд бека Джеваншира и др., хотя и был прав в том, что именно армяне были  в эти дни «хозяевами» положения в Баку, однако  безусловно «лукавил» на счет «джентльменства» по отношению к туркам.  И если кому-то и должны были быть благодарны азербайджанские пленные за то, что остались живы, то однозначно не армянам, а русским солдатам и морякам.  Именно находившиеся в Баку русские войска, к вечеру второго дня погромов понявшие, что были введены в заблуждение и втянуты в большую игру т.н. большевиками–армянами во главе с С.Шаумяном, встали на защиту  мусульманского населения с оружием в руках. И азербайджанские погромы были прекращены только на 4-й день  не самим Бакинским Советом, а по категорическому требованию двух Туркестанских полков и благодаря угрозам русских моряков-каспийцев, уже разобравшихся в ситуации. «Угроза эта была весьма серьезной, ибо эти два полка боевого состава представляли свыше 8000 человек бойцов» - свидетельствовал Б.Л.Байков, деятель Русского Национального Совета в Баку. «Моряки пригрозили, что откроют стрельбу из пушек по армянской части, если армяне не прекратят избиения мусульман, и военные пароходы «Ардаган» и «Красноводск» подошли к пристаням, расположенным в восточной части города» - показывал один из очевидцев мартовских событий  К.А.Ахундов.

Однако, у армянских деятелей, был свой «неопровергаемый» документ – упомянутая выше пресловутая телеграмма сомнительного происхождения, отправленная якобы Гаджи Зейналабдином Тагиевым через неделю после мартовских погромов в Тифлис,  на имя «всех национальных Советов и  Закавказского Правительства».

Причастность самого Г.З.Тагиева к этой телеграмме вызывает сомнение по нескольким причинам. В дни мартовских трагедий вся семья Тагиевых была в глубоком трауре и в крайне подавленном состоянии. Накануне, из-за неосторожного обращения с оружием трагически  погиб его сын, офицер мусульманской  дивизии, и разоружение именно его сослуживцев, прибывших на похороны из Ленкорани, послужило поводом для начала мартовских событий. При этом командиром этого отряда, оказавшего около суток вооруженное сопротивление большевистско-армянским силам, был  его зять, муж его дочери Лейлы ханум, сын другого Бакинского миллионера Шамси Асадуллаева – Али Асадуллаев. Сам Г.З.Тагиев не выходил в эти дни из своего дома и отказал прибывшим за ним сыновьям  Амбарсума Меликова  (нефтепромышленника, одного из руководителей Армянского Национального Совета и Бакинского Комитета «Дашнакцутюн) – Георгию и Сергею, предлагавшим Гаджи от имени своего отца для безопасности переехать в их дом. В доме Амбарсума Меликова, кстати, в эти дни размешался штаб «Дашнакцутюн» и именно сюда приводили многих, наиболее известных пленных азербайджанцев.  Среди последних  был и офицер русской армии,  принц Мансур Каджар,  дававший подробные показания о своем спасении от неминуемой смерти от рук армян благодаря друзьям-евреям и об условиях  содержания в доме Меликова в качестве плена. Само же семейство Меликовых – отец и два его сына – впоследствии были уличены неопровержимыми доказательствами в личном участии в убийстве мусульман в мартовские дни. Меликову-старшему удалось заблаговременно покинуть Баку, а сыновья были арестованы ЧСК.

Старик Тагиев, которому в это время было 80 лет  (по другой версии 95), безусловно,  не мог тогда знать об этих подробностях. Но, в любом случае он не покинул свой дом, и армяне, уже разгромившие дома многих знатных и состоятельных азербайджанцев,  не решились напасть на его богатый дом-дворец. Слишком большой и заметной фигурой был Тагиев. Однако это не помешало предприимчивым и дальновидным армянам использовать имя этого поистине великого азербайджанца в своих целях.

Нет никаких доказательств о том, что телеграмма была  отправлена самим Тагиевым, кстати, при всей своей просвещенности, человеком неграмотным. Какой вообще был смысл в отправке телеграммы в Тифлис, в Закавказский Сейм, в которой содержалась просьба о поддержании мира  среди населения Баку, когда в городе уже была установлена единоличная власть Бакинского Совета, не признающего никакого Закавказского Правительства. Если допустить, что  Тагиев еще «не знал» о новой власти, то  откуда и от кого  он мог узнать, что творилось в городе, и тем более  про «14 000 тысяч спасенных  армянами мусульманах»?  О каком «успокоении», наступившем в Баку, могла идти речь на 9-й день с начала погромов, когда почти все азербайджанское население, в том числе близкое окружение самого Тагиева, в это время в панике и спешке покидало город, спасая свою жизнь именно от новых властей, укомплектованной  преимущественно армянами? Каким образом телеграмма, отправленная 27 марта (по старому стилю) из Баку в Закавказский Сейм, попала в редакцию  Тифлисской газеты эсеров «Знамя труда» и была опубликована уже 29 марта? Кому и как  армяне  «вернули (!) через посредство персидского консула» якобы спасенных ими 14000 мусульман?

Персидским консулом в Баку  в это время был Мохаммед Саед-оль Везаре Марагеи, родом из азербайджанского города Марага, принимавший самое активное участие в предотвращении кровопролитий в мартовские дни,  жертвами которых стали также тысячи персидско-подданных, по сути этнические азербайджанцы.  В 40-е годы дважды став премьер министром Ирана, этот известный политический и государственный деятель, позже  опубликовал свои «Политические воспоминания», в которых уделил внимание и  мартовским событиям в Баку в 1918 г. Из этих воспоминаний  стало известно, что после прекращения погромов  консулом была  образована специальная комиссия, которая «собрала с Бакинских улиц и дворов и похоронила по мусульманским обрядам более 5000 трупов мусульман». Фотографии самого  консула  над телами жертв мартовских событий, были затем изданы в виде почт-картов и обошли весь мир, став достоянием истории.  Однако в обстоятельных  воспоминаниях бывшего персидского консула не говориться ни слова о таком важном акте – его посреднической роли  в «возвращении» 14000 мусульман, нашедших  приют у армян.

Наконец, не слишком ли торопился «Гаджи Зейналабдин Тагиев» определить характер «Бакинских событий», однозначно утверждая, что они «не носили характера армяно-татарских столкновений»? Ведь 27 марта (9 апреля) – в  день отправки пресловутой телеграммы  -   Баку  уже был переполнен  многотысячными беженцами из сожженной и полностью уничтоженной армянами Шемахи, мусульманское население которой  пережило одновременно с бакинцами все те же ужасы мартовских дней. И досточтимый Гаджи, считавшийся отцом нации, столкнувшись с великим горем своего народа и потрясенный плачевным состоянием десятков тысяч своих соотечественников, в эти дни уже оказывал помощь пострадавшему мусульманскому населению Баку и Шемахи, пытаясь обеспечить его продуктами питания и товарами первой необходимости, привезенными из Ирана несколькими пароходами. Мог ли умудренный жизнью  Гаджи Зейналабдин Тагиев, после всего увиденного и услышанного заявить, что «Бакинские события» или «Шемахинские события» «не носили характера армяно-татарских столкновений»?

Все сказанное дает полное основание утверждать, что так называемая «телеграмма Тагиева» никому, кроме самих армян, во-первых, предусмотрительно обеспечивших себя  «железным аргументом», не была необходима. С другой стороны, именно армяне, и в их лице тот же Бакинский Совет, осведомленные о попытках азербайджанских членов Закавказского Сейма добиться отправления в Баку войск для освобождения города от большевистско-дашнакских сил, были заинтересованы в «немедленном прекращении повсеместно всяких расправ и враждебных действий» и содействии Сейма в «поддержании мира и спокойствия среди населения».
Об этом свидетельствуют радиотелеграммы Бакинского Комитета партии «Дашнакцутюн» и Комитета Революционной обороны г. Баку и его районов в Тифлис председателю  Закавказского Сейма и бюро партии «Дашнакцутюн» в Тифлисе о немедленном отзыве с Бакинского направления Бакинских воинских частей и др. подобного рода меры, предпринятые армяно-большевистскими силами в Баку. «Телеграмма» Г.З.Тагиева, безусловно, являлась одной из таких мер, став «неопровергаемым» аргументов в руках армянства, не только после падения Советской власти, а  на долгие годы.

Что же касается характера мартовских трагедий, то  неоспоримым  аргументом  в корне опровергающим как  большевистское, так и армянское определения сути  этих событий,  служат Шемахинские, Кубинские и др.  погромы 1918 г., осуществленные большевистско-армянскими формированиями в уездах Азербайджана. Отсутствие каких-либо политических партий, движений и противостояний в Шемахе или Кубе,  как накануне, так и во время погромов, сводило  на нет все утверждения большевиков, обозначивших массовое избиение и уничтожение  мусульманского населения не только в Баку, но и  других городах и уездах Азербайджана как «гражданскую войну». По тем же причинам не выдерживали никакой критики  разглагольствования армянских деятелей  о «борьбе за власть между большевиками и мусаватистами, при полном нейтралитете армян».

Отсюда и понятно, почему во всех своих многочисленных обращениях в разные инстанции бывший архиепископ Шемахинской и Бакинской Армянской епархии Баграт, став Бакинским армянским епархиальным начальником,  обходил полным молчанием события в Шемахе, изредка упоминая о правах шемахинских армянских беженцев, опять же не затрагивая вопросы  когда,  при каких обстоятельствах и почему армянские жители Шемахинского уезда стали беженцами.

Однако, будучи далеко  не глупым и довольно  хитрым человеком, Баграт, в отличие от  других армянских деятелей знал, что полностью отрицать армянский национальный фактор в происходящих  на Кавказе событиях не возможно, и в своих обращениях к главам зарубежных  миссий подходил к этому вопросу уже  с позиций международной политики,  трактуя их  в выгодном  для армян  контексте. Так,  в обращении к Командующему Союзными войсками в Баку и Бакинском районе генерал-майору Томсону от 23 ноября 1918 г., исказив суть мартовских событий в Баку, Баграт писал: «Еще до мартовских событий преобладающая и сознательная часть местных мусульман, за исключением немногих, руководимая турецкими агентами всемерно и активно содействовала политическим видам Турции к завоеванию Кавказа и других  мусульманских областей Востока. Армяне, имеющие противоположную ориентацию, и своими слабыми силами боровшиеся на стороне держав Согласия, естественно возбудили против себя  их дикий гнев, и, как в Турции, так и на Кавказе, стали жертвой безумной мести и варварского фанатизма. Мартовские и после  мартовские события являются лишь удобным поводом для сокрытия истины и отвода глаз от основной главной причины армяно-тюркской вражды и розни».

Получалось, что поскольку азербайджанцы-сторонники турок, значит, они враждебны не только странам Антанты,  но и армянам,  «союзникам» великих держав. Таким образам армяне становились «жертвой большой политики», приняв «на себя» все удары со стороны «преступного турецко-мусаватского правительства». А вслед за этими заявлениями следовал уже целый список требований: освобождение всех арестованных азербайджанскими властями армян,  создание условий для возвращения всего армянского населения  покинувшего  Баку,  возмещение  причиненных ему убытков и т.д.

 

доктор исторических наук, проф.